Интервью решили провести по скайпу. В режиме интенсивной работы медицинских учреждений и рекомендаций к ограничению контактов для всех жителей края – это, как оказалось, довольно жизнеспособный вариант. Ведущий Ян Ермишов поинтересовался режимом работы скорой помощи в условиях пандемии и безопасностью медицинских работников, в связи с последними происшествиями в Красноярске, когда во время вызова медики получили травмы.
— Сергей Анатольевич, работы у скорой помощи стало больше?
— Я бы не сказал, что работы стало больше, но она стала более напряжённой, более ответственной, а в некоторый случаях – неожиданной. Медицинские работники, когда едут на вызов, не могут быть на 100% уверены, что там нет инфекции. Хотя мы принимаем все меры, задаём вопросы, которых раньше не задавали: откуда приехал, откуда приехали родственники, с кем контактировали? В связи с этим уже определяется, кто должен поехать: специализированная эпидемиологическая бригада или обычная?
— Сколько специализированых бригад и как построена их работа?
— Таких бригад у нас 4 на город. Пока этого достаточно. Они работают с категорией эпиднеблагополучных больных. То есть, это люди, прибывшие из-за границы (а сейчас новые вводные – Москва и Санкт-Петербург), а также те, кто находятся на самоизоляции, но у них появились симптомы ОРВИ. Бригада выезжает в специализированных костюмах. Костюмы эти надеваются заранее.
У нас сейчас в день около 250 вызовов на ОРВИ. Большинство из таких пациентов не относятся к эпиднеблагополучным. К ним выезжает обычная бригада.
— Если врач выезжает на какой-то подозрительный случай, он потом дальше едет работать или есть изоляция?
— Больного доставляют в стационар, где медработник снимает костюм и там же костюм утилизируется. В это время проходит дезинфекцию и сам медработник, и машина. В машине есть бактерицидная лампа, она должна включаться. Потом машина возвращается на подстанцию, там ещё раз обрабатывается, а потом едет на другой вызов.
— Хватает средств защиты?
Каждый сотрудник, не только из спецбригады, имеет защитный костюм. В сутки у нас работает около 95-ти бригад (около 170-ти человек). На каждого есть перчатки. Перчатки у нас с запасом на 1,5-2 месяца. Есть маски, есть очки.
— А были у ваших сотрудников случаи, когда они работали без костюма, а у пациента потом обнаружили коронавирус?
— Конечно. Постепенно такие случаи появляются. Буквально вчера был случай: сотрудник увозил больного с пневмонией. Это был пожилой человек, который никуда не выезжал и ни с кем из приехавших не контактировал. Но, видимо, произошёл какой-то контакт на улице. При поступлении в стационар у него взяли мазки и результат оказался положительный. Наш сотрудник как контактный сейчас взял больничный, сдал анализ и пошёл на изоляцию.
— А как набирают спецбригады? Все же понимают, что это опасно? Приходилось в приказном порядке набирать или были добровольцы?
— Принуждения не было. Хотя первоначальный состав, который был определён при первых вводных, изменился – три человека отказались. Потому что возможно такое развёртывание ситуации, когда придётся круглосуточно работать и жить на подстанции (как у нас происходит в БСМП). То есть, не возвращаться домой, чтобы не заразить своих близких и окружающих. Мы заменили тех людей другими, которые сознают, что могут быть разные варианты и готовы к любым условиям. Пока наши сотрудники после дезинфекции возвращаются домой и работают сутки через двое.
— На этой неделе произошло нападение на сотрудника скорой помощи. Вы анализировали, почему такие случаи происходят?
— У меня такие случаи вызывают полное негодование и непонимание. Я сам 30 с лишним лет работаю на скорой. Такие случаи бывали и в моей практике. И те нападения о которых мы говорим, имеют телесные повреждения, которые можно зафиксировать. А есть же и другие – когда толкнули, пнули, обозвали. Это бывает каждую неделю. Мы анализировали: как правило такие поступки совершают люди в алкогольном опьянении. Практически – 100% случаев.
Последняя ситуация, когда ударили медсестру на вызове – это преступление. Хотя сказали, что нападавшему только штраф грозит – 5 тысяч рублей. Мне кажется, что лица таких преступников можно вывешивать на баннерах по всему городу, чтобы все видели: и работодатель его, и соседи! Раз не могут наши законодатели нас защитить так же, как полицию. Сотрясение головного мозга – это серьёзная травма, но за это – только штраф!
— Как-то было, что с полицейскими ездили врачи. А сейчас такое можно организовать? Или какими-то средствами индивидуальной защиты снабдить медиков.
— Такое было. Давно. Нам выделяли двух полицейских. Мы же понимаем, где более криминогенные районы, там и работали полицейские. Это было на правом берегу. Диспетчер ещё по телефону принимал решение, что нужен полицейский: по голосу, по роду травм. И на такие вызовы отправлялся полицейский. Потом, когда уже убрали полицейских, нас даже спрашивали: «А что, вы без полицейских теперь приезжаете?» Это эффективная мера, но мы понимаем, что сейчас полицейские не смогут ездить на все эти вызовы. Поэтому я говорю про законодателей или общественность. Мы не можем отказываться от таких вызовов – мы должны думать о больном, а не о том, что там может случиться. Приезжать со средствами защиты мы тоже не можем. Если это девушка, то у неё ещё и отберут и против неё же используют! Ещё хуже будет самим использовать это средство… Надо всем миром объединиться. Особенно сейчас. Нам очень трудно. Всем медикам трудно. А мы только отталкиваем молодёжь от этой профессии.
— Мне кажется, что к скорой помощи у людей всегда завышенные ожидания. Хочется чтобы «сразу» и «помогли». А на деле много претензий: ехали долго, бахилы не надели, приехали в маске как к заразным, приехали без маски – ещё хуже, повезли не туда, куда хотелось. Давайте подробно: что могут делать сотрудники скорой помощи, а что – нет.
— Начну с бахил. Бахилы сотрудники скорой помощи надевать не должны. Когда нужна экстренная помощь, никто не будет думать о коврах и чистых полах. Если думают, значит, видимо, не так уж нужна скорая помощь. Мы – экстренная служба.
По поводу того, как долго мы едем. Есть нормативная база. Невозможно возле каждого дома поставить скорую помощь. Норматив такой: одна бригада на 10 тысяч населения. В городе Красноярске, в среднем, получается 95 бригад. Специализированные (педиатрические, кардиологические, психиатрические) и общепрофильные. Так вот, у специализированных бригад нет опозданий на экстренные вызова – мы должны туда приехать за 20 минут. Речь идёт о вызовах на ДТП, отравления, роды, инфаркты, инсульты, кровотечения, травмы – то, где есть угроза жизни. Если нет угрозы жизни, то это неотложные вызовы: заболела голова, спина, нога, температура. Это то, что лечится в поликлинике. Мы на такие вызовы приезжаем по освобождению. В 90% случаев кроме осмотра, постановки диагноза и рекомендаций «обращайтесь в поликлинику» мы ничего не делаем. Недовольна бывает именно эта категория больных. А в тех случаях, где мы оказываем экстренную помощь – там в основном благодарность.
— Вызовов стало больше?
— Количество вызовов уменьшилось, но увеличилось число ОРВИ. По разным причинам. В это время у нас 200-250 вызовов с ОРВИ. На госпитализацию увозим только 10%. У нас в оперотделе есть старшие врачи, которые оказывают консультации по телефону. Так вот число этих консультаций увеличилось. Около 700 в сутки. Это сидит человек, который 24 часа консультирует. Вопросы разные. Есть и такие, которые вообще не связаны с медициной, а связаны с работой организаций. Мы никому не отказываем, консультируем. Ну не дозвонился человек куда-то — 103 набрал! Общаемся. То, что люди переживают и заботятся о здоровье своих близких, это нормально.
— Сергей Анатольевич, вы на меня не обижайтесь, но мне всегда казалось, что в скорую помощь идут те медики, которым не нашлось места в больницах и поликлиниках. Как на самом деле? Кто идёт работать в скорую помощь?
— В скорую помощь идут люди, которые понимают, что заполнять бумажки, а не заниматься больными – это не для них. Когда к нам приходит молодёжь, я с каждым беседую и рассказываю, что это трудно. А у них глаза горят, они хотят оказывать помощь. Потом с ними будут происходить разные вещи, которые повлияют на выбор. Это и эти избиения, нападения, и родственники будут отговаривать, и ночью не спать — трудно. И не просто «не спать», а оказывать помощь и нести ответственность. Но если вы спросите любого профессора, любого руководителя больниц «Кто работал на скорой помощи?» — 90% поднимут руки. Они работали в студенчестве или начинали со скорой помощи. Потому что это огромный опыт! Это не специалист «по правой руке» и «левой ноге», это специалист по всему! Здесь самые квалифицированные люди. Их и переманивают всегда, потому что учить уже не надо.
— Сколько раз вы лично выехали на вызов?
— Я думаю, что вам никто такой ответ не даст. Мы за смену можем сказать, а за год или десять лет, конечно, не считаем. Какие-то интересные случаи или редкие – об этом может любой сотрудник рассказать, но не посчитать.
— У вас интересные случаи были?
— Я только закончил интернатуру, меня поставили в пару с очень опытным врачом. Приезжаем на вызов на улицу Тельмана. 5-й этаж. Мужчина 60-ти лет. Боли в сердце. Мы записываем кардиограмму, а у него – инфаркт и остановка сердца. Спецбригады тогда базировались на Мира, 35. Ну и пока ехала бригады, мы проводили реанимацию. Я – так впервые в жизни в таких условиях! Я забыл все правила гигиены: делал искусственное дыхание рот в рот без всяких салфеток, а врач – «качал», потом мы поменялись. А потом приехала спецбригада и продолжила реанимацию. Мы его «завели»…Мужчину увезли в больницу, а мы вернулись на подстанцию…и я выжал всю одежду, которая на мне была. Всего трясло! А потом как-то папа мне говорит: «Тебе привет такой-то передавал!» А я говорю: «А я не знаю, кто это». «А это человек, которому вы там-то помогли». Это приятно. Я это до сих пор помню.
Спасибо Вам большое! Спасибо всем врачам за их труд. Пусть наша беседа повлияет на отношение к врачам!
Видеоверсия интервью по ссылке
